Христианство развязало этот метафизический узел. Каждая христианская церковь — это Храм. Каждый священник — Первосвященник. Тулуза и Минск священны не меньше, чем Иерусалим. Вера в Христа и Пресвятую Деву стала одновременно и всеобщей, и местной. Поклонение местным святым полностью восстановило ткань, разорванную издателями древнееврейской Библии. Христос переключил иудейский Пылесос на реверс, снял с Иерусалима непомерное бремя и снова наполнил землю духом. С разрушением Иудейского храма лопнул духовный мыльный пузырь.

Но евреи по-прежнему хотят обратить процесс вспять. Они мечтают разрушить церкви и славят Бога, низвергающего святыни безбожников. Еврей должен произнести эту хвалу всякий раз, когда видит покинутую или разрушенную церковь. Они мечтают о восстановлении иудейского храма в Иерусалиме на месте мечети Аль-Акса, что выразилось в закладке краеугольного камня этого храма. Даже Шимон Перес, «светский» еврей, призывает к созданию мировой столицы в Иерусалиме и к исполнению вечной мечты евреев. Но их мечты становятся ночными кошмарами других людей. Миру не нужна столица, не нужен и центральный храм, ибо вся Земля и есть Его Храм.

В Ветхом Завете, отредактированном фарисеями, заключены и другие пугающие идеи. Изначальная теологическая мысль человека обычно содержит в себе воспоминание о любящем союзе Неба и Земли, отражённом в любви Мужчины и Женщины. Истолковывая старые мифы о сотворении мира, гностики исповедали изначальный союз Земли Геи и Духа Божьего. Душа Адама была единосущна Христу, и св. Лука отсчитывает поколения от Адама до Иисуса. В Евангелиях говорится о союзе земной женщины — Богородицы и Святого Духа, породившем Христа. Союз Мужчины и Женщины должен напоминать нам о космическом объятии, давшем рождение Человеку, и он был центром всех мистерий, исполнявшихся в древних храмах.

Библия фарисеев принижает значение женщины: Бог-мужчина создал человека-мужчину, а женщина навлекла на него Гнев Божий. В более поздних талмудических историях Адам не прикасался к Еве сто тридцать лет после изгнания из Рая. Отрицание Земли связано с неприятием женщины или тождественно ему. В доиудейской Палестине Женщина была так же священна, как и мужчина, и союз их тоже был священным. Жриц любви в древних библейских текстах называли «кедеша», «святые женщины». (Современные переводы предлагают весьма неверный термин — «храмовая проститутка»).

Христианство развязало и этот узел. Новая Ева смыла с себя грех старой. Культ Пресвятой Девы сорвал планы иудеев. И снова Жене — Пресвятой Деве, Матери, Земле, Природе-поклоняется Муж. Муж, но не адепт иудейской парадигмы. «Слава Богу, что Он не создал меня женщиной», — должен ежедневно повторять еврейский муж. Борьба против поклонения Пресвятой Деве проявляется в их участии в производстве порнографии. Евреи-издатели журналов Playboy и Penthouse, этих флагманов порно, сделали огромный вклад в профанацию любви и деградацию женщины. Первым плодом победы США (под водительством неоконсерваторов-евреев) над «фундаменталистами» в Афганистане была доставка похабщины на местный рынок.

Маркс заметил, что порнография вырывает женское тело из контекста, превращая его в товар. Но она также подрывает поклонение Пресвятой Деве. Человек, чей взор непрестанно подвергается бомбардировке образами обнажённых женщин, вряд ли будет в восторге созерцать нежное лицо Мадонны.

Зигмунд Фрейд, в стиле Фридриха Энгельса и Марка Аврелия, предложил свою трактовку Небесной Любви, как замены (сублимации) земного сексуального влечения. Если мужчине хватает секса, ему не нужна Божественная любовь, утверждает Фрейд. Он ошибался, но эти два чувства действительно взаимосвязаны. Почему евреи качаются во время молитвы, спросили цадика, и он ответил так, как мог бы ответить суфий: мы совокупляемся с женской ипостасью Бога, Шехиной. Эта связь между сексом и поклонением нашла своё высшее (а не сублимированное!) выражение в поклонении Пресвятой Деве. Фрейд думал лишь о мужчине, который никогда не испытывал Благодати или любви женщины, о духовном и чувственном импотенте, но его идея очень соответствовала вульгарному материализму того времени.

И всё-таки предметом Библии остаётся Любовь — любовь Братства (они называли его «Израиль») и его Бога. Так Братство превратилось в Божество. В конце концов осталось только это обожествлённое Братство, ибо Бог Всемогущий был устранён из этого мира. Маркс писал: «ревнивый Бог Израиля — деньги». Но на самом деле истинный Бог Израиля — это Израиль. Евреи поклоняются Израилю, то есть самим себе.

Христианство и ислам развязали этот узел двумя способами. Христианство создало идею Нового Израиля, Церкви, всеобъемлющей общины («умма» в исламе) и вернулись к первоначальной идее — Договору между человеком и Богом, как его воспринимали Авраам и Моисей. «Авраам не был евреем, он был ханефом», то есть человеком, ищущим Бога, если выражаться словами пророка Магомета. Любовь Человека и Бога заняла место любви Общины и её Бога.

Евреи сохранили своё нарциссическое самообожествление. (Покойный израильский драматург Ханох Левин спародировал это в своей ранней пьесе «Королева ванной» [66] .) Самообожествление евреев создало пропасть между божественным Израилем и другими нациями. Главный раввин Израиля, крупнейший современный поборник иудаизма, рабби Кук, писал: «Разница между еврейской душой и душами неевреев больше и глубже, чем разница между человеческой душой и душами скота» [67] , потому что еврейская душа является неотъемлемой частью божества по имени Израиль. Многие авторы обвиняли евреев во взаимной поддержке и равнодушии к чужакам. Они вряд ли понимают религиозную составляющую этого явления. У евреев есть высшая цель: заставить всех людей на земле признать божественную сущность Израиля.

Современные евреи редко осмысляют свои чувства по отношению к еврейскому народу. Они осознают глубокое чувство причастности, но элемент обожествления остаётся вне их сознания. И всё-таки он определяет очень важную черту поведения евреев. Евреи откликаются немедленно и яростно на любое негативное суждение о евреях в целом или об отдельных евреях. Сила и настойчивость еврейского отклика заставила Чарльза Диккенса пожалеть о том, что он изобразил Фейгина в «Оливере Твисте».

С тех пор редкий автор осмеливается изобразить отрицательного еврейского героя в своих книгах. Ле Карре умудрился написать книгу «Сингл и Сингл» о развале Советского Союза и о массовой приватизации (читай: разворовывании) российской общественной собственности, не упомянув ни единого еврея. Это всё равно что описывать мафию, не упоминая итальянцев. В книге имеется зловещий персонаж, юрист, действующий закулисно, но автор постоянно подчёркивает, что этот Лидский или Слуцкий — поляк. Что ж, Ле Карре — парень осторожный, а поляки, так же как итальянцы и британцы, не возражают. Никто не возражает, кроме евреев, потому что они воспринимают это, как святотатственное нападение на их божество, еврейский народ.

Александр Солженицын тоже сталкивался с этой проблемой [68] , потому что в его книгах много сложных еврейских личностей. Это офицеры КГБ, стукачи, верхушка тюремной администрации. Никто из них не изображён дьяволом, но нет среди них и ни одного святою. На него набросились моментально и предложили выход из положения: ввести главного героя, «благородного, сильного и отважного еврея». Он проигнорировал предложение и получил письмо от мадам Померанц, ведущей российской еврейской интеллектуалки. Цитирую: «Нация принадлежит к самым основам жизни и потому священна и богоносна. Высказывание против целой нации как таковой есть высказывание против Бога». Солженицын засомневался в её искренности: «Да ведь разрешат и нам судить о целых нациях, если мы обязуемся ругать лишь себя, а евреев — только хвалить». Но замечание мадам Померанц отчасти было искренним. Она ясно и недвусмысленно выразила чувства евреев по отношению к еврейскому народу: это Божество, ибо только Божество может быть «священным и богоносным», а тот, кто высказывается против Божества, естественно, высказывается и против Бога.